Евразийские приоритеты России

Мир в целом и в Большой Евразии стал намного более комфортным с точки зрения желаемого соотношения расходов и приобретений для российской внешней политики.Важно повысить эффективность российской политики в ближайшем окружении и одновременно сделать её «сопрягаемой» с достижением национальных целей развития, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай».

События последних лет подтвердили способность России к тому, чтобы выдерживать центральное в её истории противостояние с Западом с опорой на внутренние ресурсы и адаптивность к возникающим в процессе вызовам. Более того, изменение глобальной расстановки сил, где мы наблюдаем падение Европы в стратегическое небытие, также способствует успешной реализации российских внешнеполитических интересов. То есть Россия снова продемонстрировала своё умение отстаивать на международной арене то, что является смыслом её внешней политики, – обеспечение собственного полного суверенитета над решениями, касающимися национальной безопасности.

Однако сейчас мы с неизбежностью обнаруживаем себя в ситуации, когда успешная защита российских рубежей от враждебных посягательств сопровождается сохранением неопределённости на окружающем нас пространстве. Отчасти на решение этой проблемы направлена стратегия строительства Большой Евразии, столь пророчески выдвинутая Москвой на самом раннем этапе нового противостояния с Западом в середине 2010-х годов. И обсуждая эту стратегию как вероятную основу для практического плана действий, нельзя забывать, что в центре находится именно то, что отражает важнейшие российские интересы. А среди них первое место занимает, безусловно, стремление сделать окружение безопасным для России – при полном отсутствии желания силой контролировать своих соседей.

Тем более что даже на теоретическом уровне такому желанию препятствовали бы по меньшей мере три фактора. Во-первых, территориальная экспансия за пределы исторического пространства расселения русского народа доказала свою опасность для выживания российской государственности. Во-вторых, издержки от прямого силового контроля над соседями, даже маленькими государствами, очень быстро стали бы настолько значительными, что вызвали бы недовольство в российском обществе. И в-третьих, пространство Большой Евразии – это уже не огромная территория, заполненная слабыми государственными образованиями, доступными для экспансии влияния традиционных противников России на Западе.

Такой была ситуация в XVIII – XIX веках, когда Россия не имела иных надежд на стабильность в своём окружении, кроме собственной силы принуждения или прямых завоеваний. Сейчас Большая Евразия представляет собой намного более структурированное геополитическое пространство, где присутствуют такие значимые державы, как Китай или Индия. А также целый ряд менее могущественных государств, вполне уверенно отстаивающих своё право на самостоятельное определение внешней политики, нравится нам это в тактических проявлениях или нет.

Иными словами, в XXI веке у России нет никаких внутренних и внешних оснований для того, чтобы думать, что безопасность окружающего её пространства зависит только от её собственных военных и дипломатических усилий. Мир – в целом и в Большой Евразии – стал намного более комфортным с точки зрения желаемого соотношения расходов и приобретений для российской внешней политики.

Эти позитивные изменения не отменяют вместе с тем угроз, которые существуют для стабильности на окружающем Россию континентальном пространстве. Во-первых, отношения между даже самыми крупными региональными державами не свободны от конфликтов и противоречий. Недавние трагические события на границе Индии и Пакистана показали, насколько уязвимой является евразийская стабильность с точки зрения разногласий между государствами, в принципе являющимися добрыми партнёрами России. В том числе входящими вместе с ней в международные институты нового типа – Шанхайскую организацию сотрудничества или группу БРИКС. Во-вторых, даже несмотря на своё общее отступление под давлением глобальной политической демократизации, страны Запада не оставят попыток вмешиваться в дела Большой Евразии.

Они могут делать это напрямую, создавая уже сейчас основы для дестабилизации дружественных России и Китаю стран Центральной Азии. Могут делать это и опосредованно, поощряя традиционную для общих соседей Москвы и Пекина политику диверсификации своих внешнеполитических и внешнеэкономических связей. Во втором случае непосредственный негативный эффект будет не столь значительным, однако он может вызывать обеспокоенность России и Китая, а значит – снижать существующее в Большой Евразии доверие между большими и средними государствами. В любом случае поведение США или Европы в отношении стран Большой Евразии является не особенно предсказуемым, поскольку они рассматривают её в основном как пространство своей дипломатической игры, а не как зону, от положения которой зависит их безопасность и само выживание.

И наконец, многие государства Большой Евразии действительно являются более уязвимыми с точки зрения внутренней социально-экономической дестабилизации, чем такие гиганты, как Россия, Китай или Индия. Причин этой уязвимости множество, и на первом месте здесь находится зависимость от глобальной экономики, управляемой пока теми, кто ведёт в ней наиболее паразитическое существование. Это значит, что многие из средних и малых держав Большой Евразии рискуют оказаться случайными жертвами тех кризисов, которые производит и будет производить либеральная рыночная экономика в глобальном масштабе.

Мы видели за последние годы, что создавшие её страны Запада находятся в очевидных затруднениях по поводу того, как такая модель развития может развиваться за пределами краткосрочных схем вроде «зелёной экономики». В результате США и в меньшей степени Европа начинают производить изменения, основная цель которых –не более чем отсутствие изменений в той системе, которая возникла в 1970–1980-е годы. Стоит ли говорить о том, что такое положение является угрожающим для стран, не располагающих рычагами влияния на глобальном уровне и одновременно не имеющих настолько прочных внутренних запасов устойчивости, как Европа.

Таким образом, пространство Большой Евразии остаётся весьма далёким от того, чтобы быть полностью безопасным для его больших и малых обитателей. И мы, несмотря на все достижения международного сотрудничества, находимся в самом начале пути к тому, чтобы Большая Евразия оказалась даже сравнительно защищённой от негативного воздействия тех факторов, контроль над которыми находится далеко за её пределами. Россия как центральная держава этого геополитического пространства, связанная со множеством его государств протяжёнными сухопутными границами, становится чуть ли не самой заинтересованной в создании механизмов региональной стабильности и развития. Тем более что общемировые процессы требуют от нас более активного участия в делах, происходящих даже далеко за пределами российских границ.

Успех России в противостоянии с Западом по украинскому вопросу оказался во многом связан с той поддержкой, которую она получила от стран мирового большинства. Это значит, что все глобальные изменения неизбежно ведут к более деятельному вовлечению России, чем это хотелось бы с точки зрения экономии её сил и ресурсов. И Большая Евразия – это именно тот регион, где такое участие в решении общих задач развития и безопасности станет наиболее актуальным. Важно повысить эффективность российской политики в ближайшем окружении и одновременно сделать её «сопрягаемой» с достижением наших национальных целей развития. Для этого стоит, как представляется, обратиться именно к тем вопросам, которые увязывают развитие самой России и развитие окружающих её средних и малых государств, а также отражают важнейшие тенденции развития наших друзей и союзников в Китае или Индии.

Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай»

Источник